Наверно, есть предел для всякой боли. Еще чуть-чуть и сердце не воспримет: Всё грубое, жестокое любое, покажется уколами тупыми. Чего-нибудь перехвати в столовке и дальше день свой волоки, как быдло… Не более булавочной головки…то ноющее, что сияньем было. Мир чепухи твердит мне, что, состарюсь, об этом вспомню, как о детской коре. Твердит: еще стихи, стихи остались! Ах, да. Стихи… А что это такое?