Все
Отредактировано:02.10.11 23:35
[B]Правила жизни.[/B] Роберт Дауни-младший.
Про актерское мастерство я знаю очень мало. Зато я необычайно одаренный притворщик.
Я всего лишь нью-йоркский чувак, который случайно оказался в Лос-Анджелесе, сделал вид, что он актер, и ему поверили. Все очень просто: я вырос на улице, и поэтому кинобизнес для меня — это такой цыганский рай, где куча простофиль и дурачья, которые поверят тебе, что бы ты ни сказал.
Благодарен ли я своему отцу? Благодарен ли я Дауни-старшему? Да, благодарен, но с оговорками. Он сделал меня актером в пять лет. Но не потому, что хотел посвятить меня в свое ремесло, а потому, что посчитал, что таскать меня на съемки будет дешевле, чем нанять няню. К тому же в «Загоне» (фильм 1970 года режиссера Дауни-старшего, рассказывающий о собаках, которые ожидают смерти в питомнике. — Esquire) он заставил меня играть щенка. Так что моя кинокарьера началась в пятилетнем возрасте с реплики «А почему у тебя на яйцах не растут волосы?», обращенной к актеру, который исполнял роль мексиканской голой собачки.
Любовь моего отца была суровой, и именно за это я ему больше всего благодарен. Я помню, как однажды, в 17 лет, я позвонил ему из телефонной будки и сказал, что у меня нет денег не только на еду, но даже на жетон для метро. Он сказал: «Позвони друзьям». Я сказал: «Уже звонил, у них тоже ничего нет». Тогда он просто повесил трубку, перед этим успев бросить что-то вроде «Извини, парень». Таким образом, мой отец сделал все для того, чтобы уже в 17 лет я научился сам зарабатывать себе на жизнь.
Очень важно хорошо помнить те времена, когда ты жил в дерьме. Никогда нельзя забывать свое прошлое, каким бы оно ни было. Так что если ты вырос из дерьма — храни воспоминания об этом дерьме всю жизнь.
Надо всегда тренировать память, чтобы не забыть тех охренительно красивых девок, которые хотели перерезать тебе горло. Эти девки и сейчас охренительно красивы, и твоя задача — не забывать о том, что они когда-то хотели с тобой сделать. Я скажу так: если ты будешь помнить царапины дольше, чем ты помнишь кошку, — ты будешь в порядке.
Не нужно спрашивать меня про семейную жизнь. Я в этом деле не эксперт. Когда-то я был преданным своему делу онанистом, доводившим это дело до самых вершин мастерства. Потом я пытался пристроить свой трепещущий орган ко всем, кого только можно себе вообразить. А потом меня вдруг отпустило. Но я знаю, что почти все в моем возрасте постоянно хотят кого-то трахнуть. И если у них появляется жена, они тут же начинают думать о том, как бы трахнуть ее подругу. Но я не такой. Мой союз с Сьюзан священен.
Чаще всего я называю свою жену «дорогая», чуть реже — «зайчик», еще реже — «сука».
Многие думают, что я бисексуален. Но я не дергаюсь. Это также глупо, как думать, что где-то под одеждой я скрываю несколько маленьких щупалец, испускающих в моменты ярости сжиженный аммиак.
Договориться можно даже с Покемоном. В особенности — после героина.
Когда-то очень давно я был воздержанным вегетарианцем-трезвенником и противником курения. Никогда за всю свою жизнь я не был так жалок. Ничего не происходило. Ничего не двигалось. Ничего не начиналось. Ни выпить, ни покурить, ни вдохнуть. Было некуда идти. Потому что идти было не за чем.
Те, кто жрал всякое дерьмо, думаю, знают: наркотик — это заряженный пистолет, ствол которого лежит у тебя во рту. Ты прекрасно понимаешь, что он заряжен, но ничего не можешь поделать, потому что больше всего тебе сейчас нужно ощутить вкус прохладного металла.
Странно: чем отчаяннее, страшнее и масштабнее я просирал свою жизнь, тем быстрее, легче и безболезненнее она выравнивалась обратно.
Я хочу верить в то, что космос — это великая любвеобильная исцеляющая сила, которая вращается вокруг нас. Эта сила ошибается, творит кучу жестокостей и зла, но даже в насилии она видит какой-то смысл. По крайней мере, мне очень хочется в это верить. Потому что если смысла в насилии нет, то, видимо, его вообще нет ни в чем.
В какой-то момент — уже после того, как я успел сняться в куче фильмов — я вдруг понял, что незаметно для самого себя стал сдержанной требовательной сучкой. И эта сучка хочет жить по расписанию. А ведь когда-то я срать хотел на саму идею планировать что-то вперед. А когда мне давали новый сценарий, я швырял его агенту прямо в трясущееся лицо и орал: «Что это за мусор? Может, вы мне еще говна кошачьего пришлете в целлофане?» А потом, когда меня никто не видел, я подбирал его с пола и начинал репетировать. Но не сразу — не раньше, чем через две недели.
Я до сих пор никак не могу сжиться с чувством, что занимаюсь тем, чем должен.
Хороший сценарий может легко стать твоим самым страшным врагом и доставить тебе значительно больше проблем, чем плохой. Когда ты получаешь плохой сценарий, ты изо всех сил пытаешься сделать его лучше. И так ты незаметно для самого себя вкладываешь в него свою душу. А потом ты получаешь хороший сценарий и расплываешься в улыбке, потому что думаешь, что он все сделает за тебя сам — ведь он же хороший. И вот здесь ты попался. Ведь только что ты как будто сказал себе: я не буду вкладывать в этот сценарий свою душу, пусть он работает сам.
Перед съемками «Железного человека» (фильм 2008 года, снятый по одноименной серии комиксов. — Esquire) я торчал в спортзале так много, что по вечерам еле приползал домой. Ничего удивительного: в 22 или в 32 года тебе необходимо всего шесть недель тренировок, чтобы потом хорошо выглядеть шесть месяцев. А в моем возрасте ты тренируешься шесть месяцев, чтобы потом хорошо выглядеть шесть секунд.